Полесские представления о сглазе как вредоносном магическом воздействии на человека, его хозяйство, работу и скот посредством «злого» взгляда, завистливых мыслей и слов вполне соответствуют общеславянскому корпусу поверий относительно этого явления. В Полесье, как и в других славянских ареалах, вера в сглаз соотносится с родственными представлениями о порче — другом широко известном способе нанесения магического вреда. В ряде ситуаций довольно сложно разграничить эти явления, поскольку их вредоносное воздействие направлено на примерно один и тот же круг объектов, а симптомы и результаты этого воздействия во многом совпадают.
Принцип, по которому мы разделяем сглаз и порчу, объясняется разными механизмами их влияния, довольно хорошо различающимися в большинстве полесских текстов. Во-первых, в основе механизма сглаза лежат формы ментального воздействия на жертву — с помощью взгляда, мысли и слова, реже — встречи. Тогда как под порчей, как правило, понимается контактная магия, при которой переносчиком вреда служат различные материальные формы (наговоренные предметы, еда, питье и пр.). Во-вторых, сглаз обычно описывается носителями традиции как непреднамеренное, спонтанно возникающее воздействие, за которое его носитель не несет ответственности, так как оно не зависит от его воли и намерений (отсюда представления о том, что такой человек может сглазить сам себя, своих родных или свое собственное имущество, например молодняк скота). В этом отличие сглаза от порчи, которая понимается в традиции как преднамеренное, сознательное, заранее подготовленное нанесение магического вреда. В-третьих, сглаз от порчи отличает, если так можно сказать, степень «профессионализма» лиц, причастных к этим видам магического воздействия. Если нанесение порчи связывается преимущественно с обладателями специального знания — с ведьмами, колдунами, «знающими» (например, строителями при закладке дома), то способность сглазить не только не требует специального магического знания, но зачастую вообще не зависит от личной воли человека: «Чоловик родится гэтаки, у яго крова [кровь] такая, у яго глаз таки. Яму ничого не зделаеш» (Одрижин Ивановского р-на Брестской обл., 1986 г.). Избавление от сглаза часто не требует обращения к магическим специалистам — для этого бывает достаточно владения основными приемами «домашней магии», которыми в традиционной культуре обладает каждая женщина. При сглазе лишь в тяжелых случаях обращались к знахарям, тогда как для избавления от порчи, как правило, требуется приглашение магического специалиста.
Болезненные и негативные последствия сглаза весьма разнообразны, но их объединяет внезапное начало и общая причина возникновения — предшествовавший этому виртуальный контакт жертвы с лицом, которому приписывается способность сглазить. Чаще всего под таким контактом понимается взгляд: «Е такме люди, при-стрек делают. Такме глаза страшные, подмвица на челавека — его на рвоты тягнэ» (Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г.). Ср. также характерные полесские выражения о сглазе: «як из очей зробицца, як што можэ зурочыть (…) чи з глаз зробмлосо чи што» (Радчицк Сталинского р-на Брестской обл., 1984 г.).
Это представление о сглазе полностью соответствует общеславянским поверьям о лицах, обладающих «злыми», «плохими», «погаными», «дурными» глазами. Как правило, в полесских рассказах факт таких «зловредных» глаз просто констатируется, но никак не объясняется: «такм очы бывають» (столин. брест.). В одних случаях признается, что «плохие» глаза являются следствием дурных качеств самого человека, своеобразным продолжением и реализацией его плохих мыслей: «Такме мысли поганые чы очи поганые» (Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г.). В других случаях «злое» воздействие глаз автономно от человека и не зависит от его личных качеств: «Чоловек може быти неплохмм, а глаза пло-хме» (Золотуха Калинковичского р-на Гомельской обл., 1983 г.).
С другой стороны, сглаз может возникнуть и от мысли, чаще всего — зависти: «Пристрмк делають люды. Е така людына, падумаеть: “Гарна девчмна” — будешь балеть» (Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г.). В-третьих, сглаз может пониматься как воздействие словом: «Лудзи могут сами сурочить. Тетенька идеть какая-нибудь грешная и скаже: “Ой, как тёлка харашо траву ест!” А на другой дзень тёлка не будзець есть траву» (с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г.)
Однако во многих случаях сглаз понимается как комбинированное ментальное воздействие, в котором мысль, взгляд и слово слиты и объединены завистью к чужому благу: «Глаза е такме, шо вона погано подумае, да спортица корова. Подумае: “О яко гарно вымья пошло!” Да воно спортитца» (Курчица Новоград-Волынского р-на Житомирской обл., 1981 г.) или: «То очы нэлюцкэ, чы вин вельми такэй за-вмдный, шчо подывицца, о! На корову подывицца, як во идэ корова з пашы [пастбища]. Идэ з пашы, вона ж поймла, ну, и молоко ж там йе, вымя ужэ большое. Ну, вот вин возьмэ и позавмдуе. От годнога чоловмка гэто ниц нэ робицца, а который, мусыть, такый, завмстный, той шкодыть чоловмк. Гэто, мы говорымо по-свойму: зурочыт» (Кривляны Жабинковского р-на Брестской обл., 1985 г.).
Гораздо реже по полесским представлениям, причиной сглаза бывает сам факт встречи с нежелательным человеком, который одним своим переходом дороги может причинить зло: «…тэ люды шкодять вжэ, як дорогу пэрэйдуть, або як до хаты прмйдэ» (Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г.).
Симптомы сглаза зависят как от его силы (различаются слабый и сильный сглаз), так и от объекта, на который он направлен: человек, подвергшийся сглазу, заболевает, при этом формы заболевания различаются — от легкого недомогания и слабости (отвращение к пище, головная боль, головокружение, сильная зевота, ломота во всем теле — т. н. потяги) до тяжелой болезни и смерти; абсолютно здоровый ребенок вдруг становится вялым или, наоборот, беспокойным, крикливым, отказывается от еды, слабеет, у него начинается жар, он может умереть; спокойная и послушная корова, известная хорошими удоями, становится брыкливой, упрямой, не подпускает хозяйку, не отдает молоко, которое у нее внезапно пропадает; здоровый и сильный молодняк скота погибает; нитки у хорошо ткущегося полотна начинают рваться и путаться; сливки в маслобойке не сбиваются в масло, а удачно начавшаяся работа стопорится и кончается неудачей. Все эти явления можно описать как внезапную потерю жертвой сглаза своей жизненной силы (спора, спорины, манны) — того блага, которым в традиционной картине мира в разной степени наделяются все живые существа и плоды их деятельности и которое проявляется в здоровье, плодовитости, красоте людей и животных, достатке, согласии и благополучии семейной жизни, в умелой и спорой работе и качестве ее результата.
Полесская традиция имеет ряд особенностей, касающихся, во-первых, круга объектов, на которые направлен сглаз, а во-вторых, лиц, способных к сглазу, и причин, по которым эти люди получают способность сглазить.
Кто же может стать объектом сглаза с точки зрения жителей Полесья? Считается, что в принципе сглазу может быть подвержен любой человек, домашнее животное, а также объекты хозяйственной деятельности. Однако в текстах подчеркивается, что сглаз чаще всего направлен на объекты, обладающие высоким жизненным качеством: красивую, нарядно одетую девушку, пышущего здоровьем ребенка, плодовитую корову, дающую много молока, удачно выполняемую хозяйственную работу — все то, что представляет ценность и является предметом чужой зависти. Но наиболее уязвимыми жертвами сглаза, безусловно, являются люди и животные, находящиеся в состоянии перехода, — это общеславянское представление вполне характерно и для полесского региона. В эту группу попадают: дети (особенно еще не имеющие зубов, а значит, «мягкие», «незрелые») и молодняк скота, невесты и женихи, беременные женщины, роженицы и стельный скот, а также особо ценная хозяйственная деятельность, ведущая к прибавлению блага и находящаяся в незавершенном состоянии, в процессе производства (особенно это относится к прядению и ткачеству). Семантика «силы»/«слабости», «избытка»/«недостатка» жизненных сил, а также сопутствующая им семантика «мягкости»/«твердости» проявляется в полесской традиции в представлениях об особой уязвимости для сглаза и порчи младенцев, у которых еще нет зубов (или молочные зубы не сменились на постоянные), и поддерживается мотивом «мягкости», «незрелости», «неотверделости» таких детей, поскольку зубы в славянской аксиологии обладают символикой жизненной силы, твердости и признаком зрелости. Таким образом, «слабость», уязвимость детей, молодняка скота, а также работы в процессе ее производства вызвана не недостатком их жизненной силы, а тем, что эта сила находится в состоянии роста, развития, незавершенности.
Данный перечень по своей логике и семантике вполне вписывается в общеславянский круг объектов, особо подверженных сглазу. Однако он ощутимо уже по составу, чем в других славянских традициях. Например, кроме прядения и ткачества, подверженными сглазу в единичных случаях называются сбивание масла и убой скота, тогда как такие виды работ, как пахота, сев, приготовление теста, охота, рыбалка, также считающиеся объектами сглаза в других славянских традициях, в полесских материалах не упоминаются вовсе.
Отдельные мотивы, частотные в других регионах, в Полесье выражены очень слабо. Это относится к мотиву «символической слабости объекта сглаза по отношению к лицу, способному сглазить», выражающийся в представлениях о «слабых глазах», «слабом ангеле» или «слабой звезде», которыми, согласно южно-славянским поверьям, обладает человек, уязвимый для сглаза (БНМ: 414). У восточных славян и на Карпатах это представление о «разнице потенциалов» между тем, кто способен сглазить, и тем, кто выступает в качестве жертвы, может выражаться в мотиве «не той крови» или «не той масти»: человек, чья кровь сильнее, волосы или глаза темнее, может сглазить того, чья кровь слабее, волосы и глаза светлее. В отличие от других славянских ареалов, в полесских верованиях о сглазе почти не проявляется зависимость «плохого» качества глаз от их цвета, широко распространенная в других традициях (например, у русских способность к сглазу обычно приписывается черным глазам, а у болгар — синим, зеленым, водянистого цвета (БНМ: 414)). В Полесье этот мотив зафиксирован в небольшом количестве текстов с запада Полесья. Мотив черных глаз как «злых», «глазливых», опасных здесь встречается всего в нескольких текстах: «Большынство чорные очы урочат, серые не урочат» (Рясное Емельчинского р-на Житомирской обл., 1981 г.).
Особенности полесских поверий о сглазе проявляются в представлениях о категории людей, которым приписывается способность сглазить.
Если проанализировать общеславянские представления о таких людях, то здесь можно выделить несколько основных принципов. Во-первых, это те, кто повинен в нарушении социальных или природных норм (или же в этом повинны их родители, патологические результаты чего отразились на следующем поколении): грешные люди (ю.-слав.); лица, несколько раз состоявшие в браке (с.-рус.); рожденные вне брака (болг.); зачатые в праздники или в период, когда у женщины были месячные (ю.-слав. (РаденковиЙ 1996: 55)). К этой группе близки те, кто невольно нарушил нормы, появившись на свет в «неправильный» день: съботници — рожденные в субботу (день, посвященный мертвым), особенно в субботу на сырной седмице или приходящуюся на т. н. Погани дни (болг.); рожденные в «злую» минуту или наделенные таким качеством при рождении двенадцатью ангелами-судьями, определяющими человеческую судьбу (з.-укр. гуцул. (Хобзей 2002: 171)); родившиеся под определенной планетой (Тодорова-Пиргова 2003: 109). Как видно из этого списка, причиной патологических качеств подобных людей является зачатие или рождение их в «неправильное», запретное время. И если в первом (зачатии) виноваты их родители, то во втором (рождении) не виноват никто.
Во-вторых, это люди с какой-либо ущербностью, недостачей жизненных сил или социального статуса: вдовы, старые бабы (болг., пол. (Kotula 1967: 185)), нищие (ю.-слав.); те, кто носит очки (пол.); люди с физическими патологиями (горбатые, хромые; женщины, у которых над верхней губой растут волосы (болг., серб.)), а также находящиеся в состоянии ритуальной нечистоты (менструирующие женщины (ю.-слав.)).
В третьих, способность к сглазу приписывалась «знающим» людям, особенно ведьмам, колдунам, а также этническим и социальным чужакам — цыганам, священникам и т. п. (ю.-слав. (РаденковиЙ 1996: 55)).
В полесских представлениях полностью отсутствует вторая группа из перечисленного круга «глазливых» людей—ни социальная, ни физическая маргинальность или ущербность человека здесь не вызывают способности к сглазу. Представители третьей группы — «знающие», по полесским (как и по общеславянским) поверьям, могут сглазить человека, но это не самая основная их функция — в большей степени им приписывается способность к порче, т. е. к злонамеренному причинению вреда, требующему «профессионального» магического знания.
Что касается первой категории лиц, способных сглазить, то их основной круг в полесской традиции составляют те, у которых эта особенность является врожденной и появляется в результате нарушений в биологической или социальной норме еще при рождении и не зависит от них самих. Но если в вышеприведенном списке основным критерием, объединяющим эту группу, служит «неправильное», запретное время рождения или зачатия, то в Полесье этот критерий связан с избыточной, а значит, «неправильной», патологической жизненной силой, которой обладают эти люди. Сюда относятся те, кого мать в младенчестве дважды прикладывала к груди (т. е. начинала кормить грудью повторно, после того как уже отлучила от груди); кому дважды перевязывали пуповину; у кого два ряда зубов; те, кто родился «в рубашке»; близнецы, а также люди с особой кровью, которая может быть «сильнее» крови их жертвы. Как видно из этого перечня, его основную часть составляют мотивы с семантикой удвоения, двойственности, двоичности, которая в славянской традиции наделяется негативными коннотациями, связанными с демонической семантикой самого числа «два», а также повторного совершения одного и того же действия (Толстая 1999: 21—22).
Круг лексики, обозначающей сглаз, по семантике вполне соответствует этим четырем причинам возникновения сглаза — взгляду, мысли, слову и встрече. В полесской традиции наиболее распространенным термином для обозначения сглаза является лексема урок с семантикой говорения (уроки, вроцы; производное от глаголаректи ‘говорить’), имеющая соответствия во всех славянских языках для обозначения данного явления. Вторыми по частотности можно считать лексемы, производные от глагола думать: подум (столин. брест.), по(а)думы (ветков. гомел.), подуманэ (чернобыл. киев.), что объясняется вторым существующим представлением о сглазе — с помощью мыслей. Третий круг терминологии, обозначающей сглаз, имеет семантику взгляда, зрения: подивок (лоев. гомел.), падиу. Четвертый тип лексики связан с семантикой встречи, контакта. Ср. термины, употребляющиеся как для названия самого сглаза, так и для болезней, полученных в результате сглаза: пристре(и)т (малорит. брест, мозыр. гомел.), пристрек (т. е. болезнь, полученная в результате встречи, от укр. глагола стрекатися ‘встречаться’); приклад (лоев. гомел.). Для обозначения сглаза в Полесье часто используют описательные формулы: «Глаза е такие, шо вона погано подумае, да спортица корова» (Курчица Новоград-волынского р-на Житомирской обл., 1981 г.). Способность влиять на человека и его мир взглядом, мыслью, словом приравниваются к физическому воздействию. Об этом свидетельствуют глаголы, обозначающие в полесских говорах причинение вреда как с помощью глаза, так и с помощью порчи: зробити ‘сглазить, испортить’; падрабила, изделала, прироблять. Следует отметить стереотипные формулы, обозначающие сам факт появления у кого-либо сглаза, представляющие это явление как самостоятельный субъект действия, проявляющий агрессию по отношению к своей жертве: врокы найдуць (березов. брест.); уроки напали (березов. брест.); «урокы у нас такие, говорать, шо нападае» (кобрин. брест.).
Что касается круга оберегов и профилактических средств, применяемых для защиты от сглаза, то они вполне соответствуют общеславянским охранительным предметам и магическим действиям, содержащим апотропеическую семантику (подробнее о семантике славянских оберегов см. (Левкиевская 2002)). Сюда относятся обереги с семантикой обезвреживания носителя зла: колющие, режущие предметы; растения с острым вкусом (игла, булавка, нож, серп, коса, чеснок, соль); предметы, обладающие высоким сакральным статусом (пасхальный хлеб, святая вода, освященные травы, свеча, юрьевская или купальская роса), а также предметы, связанные с огнем и домашним очагом (угли, кусочки кирпича от печки); средства и действия с отгонной семантикой (моча, кал, плевок, кукиш; выворачивать одежду наизнанку, бросать вслед уголь), а также отвлекающие злой глаз на сторонний предмет (амулеты, металлические предметы, элементы мужской и женской одежды, вывешиваемые в охраняемом пространстве); действия с семантикой перерождения, пропускания охраняемого объекта через символические родовые пути (например, пропускать воду или молоко через отверстие). Важное место в системе полесских профилактических и лечебных средств от сглаза являются приговоры — устойчивые формулы, содержащие апотропеическую семантику, и заговоры (наиболее полный корпус полесских заговорных текстов от сглаза см. (Полесские 2003: 443—477, 629—642)).
Средства избавления от сглаза также вписываются в общий корпус славянской лечебной магии, в которой отчасти могут использоваться те же средства, что и для профилактики (освященные, острые, колючие предметы, нечистоты, мужская и женская одежда), а также очищающие средства и действия (окуривание, окропление, умывание, вылизывание языком, вытирание, а также действия, символизирующие перерождение (протаскивание больного сквозь различные отверстия, переступание через больного, пропускание воды или молока через отверстие).
из книги Народная демонология Полесья: Публикация текстов в записях 80-90-хгг. ХХ в. .
Отмечаются отклонения в строении и форме зрачков также и у людей, обладающих способностью к сглазу: поляки в Познаньском воеводстве «урочными»(przyrocznemi) называют такие глаза, в которых зрачки не совсем круглой формы, а в Серпецком повете «урочливых» людей распознают по тому,что белки их глаз крест накрест пересекают жилки (Barthel de Weydenthal)
